Интервью руководителя Центра коммуникативных иследований ИСЭПН РАН Н.Е. Марковой
журналу «Российская Федерация»
(Интервью не было опубликовано)
О ФИЛЬМЕ «ШТРАФБАТ»
— «Поиск положительного героя в современной России — задача сложная и неблагодарная, редко сопровождающаяся удачами…», — пишет один из современных критиков. Казалось бы, грядущее празднование
— Недавнее, блестящее прошлое отечественного кинематографа сегодня обвиняют в тотальной идеологизированности, подразумевая, что уж
Последствия воплощения прекрасных идей в жизнь были ужасны. Банки не спешили давать кредиты на производство фильмов и требовали залог или «откат» (Часть кредита безвозмездно передается лицам, способствовавшим его получению). Масса знаменитых и талантливых кинематографистов, — актеров, режиссеров, сценаристов, — очутились на грани нищеты. Государство отказалось от участия в кинопроизводстве и потеряло не только крупный источник прибыли, но и возможность любого конструктивного влияния на общество. Производство фильмов было практически остановлено и сведено до минимума. Кинопрокат, — система возврата средств, вложенных в кинопроизводство, — был захвачен американскими кинофирмами. Появилось множество независимых частных студий. Основными фигурами, эдакими экономическими колоссами в кино, стали продюссеры. Они же,
Заметим, что идеология была абсолютно однородной, ее обязаны были исповедовать все счастливчики, оказавшиеся у финансового источника. Да и как же иначе? Это было главным условием поступления денежных средств. Вот только, что это был за источник? Кинематографисты, зациклившиеся на творчестве, художественной правде, человеческих чувствах и прочих бесперспективных бреднях, остались за бортом и медленно вымирали. Образовался круг баловней судьбы, продолжавших работать в профессии, получать прекрасное вознаграждение и единовластно представлять новое лицо российского кинематографа. К числу таких баловней принадлежал и Николай Досталь. Нетрудно догадаться, что работая в тандеме с продюсером Владимиром Досталем, он осуществлял и продолжает осуществлять линию, определяемую источником питания. Поэтому выбор режиссера для фильма о Отечественной войне не только неслучаен, а закономерен.
Закономерен в этом свете и выбор положительного героя «Штрафбата».
Герой «Штрафбата» не столько комбат Твердохлебов, — обаятельный, но схематичный образ сурового и мужественного правдолюбца, - сколько целая банда героев-уголовников, выглядывающих
Образ героя — не только забота литературных и кинематографических критиков, но главнейшая часть любой идеологической конструкции, камертон ценностей. Социальный механизм подвиг — герой — награда запускает в действие систему социального научения.
Герою начинают подражать. Его образ и поведение становятся примером для миллионов.
Психологам, изучающим воздействие искусства и СМИ, хорошо известно: чтобы телевизионному герою подражали, его действия должны вознаграждаться, или хотя бы не наказываться, если они преступны или аморальны.
Грабежи и бытовые убийства на гражданке удавались вору в законе Глымову так же безукоризненно, как и военные действия. В своих воспоминаниях о гражданской жизни Глымов безнаказанно совершает ограбление магазина, режет людей, счастливо играет в «русскую рулетку», вознагражден женской любовью. В пространстве войны его нож так же мягко, размеренно и точно поражает врагов отечества. В сознании незаметно происходит уравнивание преступлений, бандитских убийств, совершенных в мирное время, и вынужденных военных действий. Известно, что одним из непреложных законов Отечественной войны было спасение раненных с риском для собственной жизни. Глымов добивает тяжело раненного товарища-разведчика, и не случайно именно ему в фильме назначена роль «карающего меча» — он же пристреливает и негодяя-доносчика. Образ вора в законе становится еще обаятельнее и привлекательнее. Безнравственное и преступное убийство раненного товарища снова уравнивается с наказанием негодяя. Происходит целенаправленное размывание морально-нравственных норм.
Никакой нравственной реакции не проявляет и вдова Катерина, когда в интимной сцене Глымов сообщает ей о том, каков его род занятий (вор). Напротив, женщина просто теряет голову. Она приносит ему на передовую молока, признается, что он «очень ей по нраву» (одна из самых трогательных сцен). Вообще, все преступные, аморальные действия в фильме либо ненаказуемы, либо положительно подкреплены и одобрены. У картежника всегда водится выигранное продовольствие, вещички и табачок; насильник укрывается от трибунала, солдат Савелий, совершивший самострел, чтобы оказаться в госпитале, отделывается легким испугом и т.д. Можно было бы приписать это случайному стечению обстоятельств или недомыслию авторов, если бы не общая тенденция. Положительные воры и убийцы стали завсегдатаями экрана. Вспомним хотя бы «Бригаду». Криминализация общества — одна из целей новой идеологии. Другая цель, во многом совпадающая с первой, — дискредитация образа армии, ее связь с уголовщиной, преступлением. Эта линия наблюдается во многих фильмах, например в Чухраевском «Воре», где образ советского офицера времен Отечественной войны намертво сливается с образом вора и преступлением. Тем, кто видел великие фильмы о войне с участием Баталова, Бондарчука, Шукшина, такая пропаганда не страшна, но для молодежи и детей она крайне опасна, так как исподволь формирует отношение к истории России.
Особенно чудовищно, совершенно в духе «Маленького гиганта большого секса», выписаны образы женщин. И девки на отдыхе солдат, и вдова Катерина, и жена командира, соблазнившая юного любовника, и медсестра Светлана — похотливы, легко доступны и стремятся к удовлетворению полового желания. Из мемуаров и по рассказам очевидцев хорошо известно о целомудрии женщин в Великой Отечественной войне. Совсем уж неправдоподобным поклепом выглядит любовная история Савелия. В военном госпитале, в комнате медсестер, куда заходят и выходят, среди бела дня развлекается обнаженная сестричка с любовником. Введено даже особое слово для обозначения полового акта. «Весь госпиталь знает, они напропалую чпокаются». Среднее между чмокаться и чокаться, это словечко принижает смысл и значение полового акта. Сцены направлены на изменение норм и ценностей, привнесение нового, небрежного отношения к половой любви, обессмысливания полового акта, как акта продолжения рода. Воздействие формирует взгляды неискушенного, молодого зрителя, который посмотрев фильм, будет думать: «вон оно как, и в войну так было!».
— В пресс-релизе, которые мы можем прочесть на сайте РТР, о «Штрафбате» говорится следующее: «Военные историки не любят говорить о штрафниках, и могилы их безымянны. Штрафными батальонами »затыкали« самые гиблые дыры фронтов, бросали в атаки на самые неприступные участки обороны немцев. Штрафбаты можно было не снабжать боеприпасами и провиантом. Эти люди, в
— Что касается штрафных батальонов, то на мой взгляд, с точки зрения законов страшного военного времени, их создание было оправдано. Война — разрешенное убийство людей. Здесь свои правила. Нелепо было бы помещать уголовных преступников в среду обычных солдат, что посеяло бы лишь дезорганизацию и хаос. Что касается особой жестокости, небережного обращения с жизнями штрафников, то вспомним Курскую дугу, Сталинград, Переправу через Днепр, да и многие другие великие битвы. Сколько сотен тысяч простых солдат, пожилых и молодых, погибали, не будучи штрафниками, в этих кипящих котлах. Недавно, в рекламном анонсе перед началом фильма «Штрафбат» диктор объявил, что «сегодня
— Взрывы и мат идущих в атаку солдат прерывает реклама пива и автомобилей. Это давняя проблема ТВ, касающаяся не только сериалов. Помню, как сразу после выпуска новостей, рассказывающего о гибели подлодки «Курск», бравурно зазвучало: «Пора-, пора-, порадуемся на своем веку…». И все же наше общество постепенно меняется. Не меняется только ТВ. Чем объяснить этот феномен?
— Бессовестностью, которую порождают бешеные деньги и безнаказанность. Формально являясь «общественным телевидением», целые каналы принадлежат отдельным корпорациям и гражданам. Все они проводят свою, часто совпадающую, идеологическую линию. Сегодняшнее телевидение создано большими деньгами.
— Многие фронтовики, с которыми я беседовала, говорят, что основной пафос «исторических сериалов», таких, как «Красная площадь» — настырное, навязчивое отрицание прошлого, махровый, в духе Бжезинского, антикоммунизм. Любопытно, что в первые годы Советской власти, когда шло тотальное отрицание царской России, идеологией в стране заведовали Троцкий, Володарский, Зиновьев, Ярославский. Сейчас, когда более изощренными методами происходит оплевывание советского времени, мы снова видим во главе «идеологического движения» нерусских людей. Я думаю, нам с Вами не надо бояться этого вопроса — запретная прежде тема «еврейства» поднимается сейчас и в сериале «Штрафбат», и в «Красной площади». Правда, акцент один — наличие государственного антисемитизма. Но так ли это?
— В полицейской жизни царской России, впрочем, также, как и в Европе, был чрезвычайно развит институт провокаторов, доносчиков. Известно, что их вербовали среди бунтующей молодежи, членов различных революционных групп. Евреи, как люди, подвергавшиеся в царской России национальной дискриминации (вспомним пресловутую черту оседлости), активно участвовали в революционном движении. Были провокаторы и среди них. Разумеется, провокаторами становились люди с размытыми нравственными нормами.
В российской смуте времен первой мировой войны и последующей революции активно поучаствовали основные игроки мировой политической сцены — западные государства. Их цели особенно явно обозначились во времена интервенции 1918 года и в Отечественную войну
Типичный пример скрытой пропаганды антисемитизма мы можем наблюдать и в «Штрафбате». Молодой солдат Савелий, еврей
Что касается государственного антисемитизма, то в последнее десятилетие, учитывая национальный состав правительства, об этом вообще смешно говорить, а в советское время он был вызван первоначальным проникновением западных влияний именно в среду евреев. Отсюда потянулись на Запад толпы эмигрантов, увозивших научные, оборонные и прочие секреты, что не только для СССР, но и для любой страны мира показалось бы неприемлемым. К сожалению, в обществе не нашлось силы, которая могла бы разумно противостоять этим явлениям. Идеи о государственном антисемитизме активно проводят сейчас идеологизированные западные и отечественные фильмы.
— Идея «толерантности», на мой взгляд, никак не может быть национальной идеей. Один из русских дворян, расстрелянный в застенках Петроградской ЧК, руководимой Урицким, на допросе говорил: «Сознаюсь, что интернационалистом быть не в силах, потому что быть в этом отношении исключением среди соседей-эгоистов равносильно потери независимости…». Какой образ будущего России формируют, на Ваш взгляд, современные фильмы о прошлом?
— Видите ли, современные фильмы формируют не образ будущего, они формируют само будущее. Вот, что готовит новая идеология: будут продолжены все посылки осуществляющейся сексуальной революции. В сознании мужчин выстраивается образ похотливой, ненасытной самки, отдающейся любому желающему и незнакомой со словом верность. В сознании девушек мужчины предстанут насильниками, либо гогочущим стадом самцов, озабоченных спариванием. Ни защиты, ни опоры от них ждать не придется. В сознании молодежи будет выжжено каленым железом: «было бы желание, можно и на дереве чпокаться» (цитата по «Штрафбату»). Все это будет способствовать дальнейшему разрушению института семьи и уменьшению численности населения. Идеи социальной справедливости будут дискредитированы ассоциацией с национализмом, антисемитизмом и объединенными с ними идеями коммунизма.
Исходя из предыдущего анализа, мы видим, что грядет криминализация, возведение на пъедестал вора, убийцы, преступника, приравнивание его статуса к статусу воина, солдата. Если не принять мер, то продолжится распространение антисемитизма и фашизма в среде молодежи. Во времена Гитлера в Германии, всего лишь 10% населения разделяли идеи фашистов. Именно они осуществили переворот и захватили власть. Такого количества преступников оказалось достаточно для того, чтобы подавить сопротивление 90% несогласных. Тяжелая артилерия пропаганды подготавливает нас к фашистскому перевороту или к гражданской войне.
Что касается навязываемой нам «толерантности», (терпимости, снисходительности, к чему-либо), как трактует это слово словарь иностранных слов, то в России ее так много, как ни в одной другой стране мира. Мы захлебываемся в собственной толерантности. Навязывание нам чужой, заграничной толерантности на фоне тотальной пропаганды преступлений и национальной розни, смехотворно.
— В ходе информационных войн мы можем наблюдать, как перерождаются идеология, взгляды на те или иные события наших граждан. Можно с уверенностью утверждать, что прочность, стабильность того или иного государства зависят от «информационной устойчивости» индивида. Как добиться этой устойчивости? Что могут сделать для этого законодатели, телезрители, каждый из нас?
— Стоит заикнуться о цензуре, как поднимается крик о свободе слова. Давайте пойдем навстречу противникам цензуры.
Наш институт (ИСЭПН РАН) создал программу для школьников, которая обучает ребят
Полагаю, что руководствуясь им, мы сможем победить.
Лидия Сычева